6 октября в Москве была принята радиограмма с острова Сааремаа (Эзель): «Радиовахту закрываю, идем в последний и решительный бой». А наша спецгруппа еще не вылетела на помощь тем, кто сражался на Моонзундских островах.
Почему задержали своевременную отправку группы? Этого мы не знали.
На аэродроме появился командующий ВВС флота в сопровождении офицеров штаба и инженерно-технической службы. Он отдал приказ командиру 13-го ИАП: в течение суток укомплектовать группу летчиков и обеспечить ее вылет на аэродром Ханко 7 октября. А у нас к тому времени осталось всего три самолета. К ним подтащили еще три «ишачка», и работа закипела. Десятка четыре техников, мотористов начали срочный ремонт всех самолетов.
Меня вызвали на командный пункт. Там уже сидели знакомые летчики. Начальник штаба полка объявил состав сводной группы, назначенной для усиления авиации, базирующейся на Моонзундских островах. Майор Ройтберг читал:
— Лейтенант Васильев — командир первого звена, он же старший группы, лейтенант Денисов — старший летчик первого звена.
Денисов, как уколотый, подскочил и, перебивая начштаба, воскликнул:
— Я же командир звена! Почему вдруг меня понизили?
— Садитесь, товарищ Денисов! Байсултанов тоже командир звена, но и он летит старшим летчиком, — сказал начальник штаба и продолжал чтение приказа: — Младший лейтенант Старухин — летчик первого звена, лейтенант Голубев — командир второго звена, он же заместитель командира группы, лейтенант Байсултанов — старший летчик второго звена, младший лейтенант Татаренко — летчик второго звена.
Потом майор Ройтберг приказал подготовиться к перелету на Ханко, в распоряжение капитана Ильина — старшего ханковской авиагруппы.
До вечера мы изучали маршрут перелета. Он проходил по средней части Финского залива, берега которого на протяжении 400 километров были в руках противника. Приготовили несколько вариантов боя на случай перехвата вражескими истребителями. Много внимания уделили посадке на аэродроме Ханко, который постоянно обстреливала артиллерия белофиннов.
У нас еще оставалось время до утра, и мы отправились в город, к семьям. Сашенька, к счастью, была дома. Она долго молчала, пристально вглядываясь, как будто я изменился до неузнаваемости.
— Ну, вот и встретились... Как я переживала, места себе не находила! До чего же ты, родной, похудел!
— Ничего, Сашенька. Были бы целы кости, остальное нарастет. Вот слетаю завтра на одно задание и опять приеду к тебе...
После моих слов она низко опустила голову и, не глядя на меня, спросила:
— Скажи, только не обманывай. Правда, что ты с самолетом упал в озеро? Это мне жена одного летчика сказала неделю тому назад.
— Да ты что, Саша! Это сержант Виктор Голубев нырнул. Путают меня с однофамильцем...
Я солгал, чтобы не расстраивать жену.
Ах, как летит время перед разлукой! Несколько часов промелькнули словно мгновение...
В восемь утра я был уже на аэродроме и, осматривая самолет, обратил внимание на подвесные баки новой формы. Техник сказал, что с этими баками можно летать на скорости до 500 километров в час. Он их заправит после пробного полета. Но я потребовал заправить их немедленно.
Над аэродромом я переключил бензокран на подвесные баки. Прошло всего минут десять, и мотор чихнул. Винт закрутился вхолостую. Ясно — бензин из баков не подается. Переключил кран на основной бак, и мотор заработал.
После моей посадки разгорелся спор. Кто-то из техников проворчал:
— Трусит, вот и чихает у него мотор.
Я же твердо сказал:
— Дозаправьте баки и пусть на моем самолете летит кто-нибудь другой.
Полетел незнакомый мне капитан-инспектор ВВС. Через четверть часа он сел и чванливо сказал:
— Надо уметь летать и знать самолет.
Я молча взял ключ из рук техника, открыл пробку подвесного бака. Он был полон бензина. Я швырнул ключ на землю, подошел к этому капитану и сказал:
— Подлец!
Его как ветром сдуло. Тогда инженер полка Николаев приказал заправить подвесные баки на всех самолетах и облет повторить. Но сделать это не удалось: на аэродром приехал командующий авиацией.
У КП полка собрались офицеры штаба ВВС, руководство бригады, полка. Командующий принялся распекать инженеров и командира полка. Видимо, он тоже от кого-то недавно получил нагоняй. Затем вызвал Васильева и меня на доклад. Вначале спросил Васильева:
— Почему группа не вылетает?
— При пробном полете Голубев выяснил, что из подвесных баков не подается топливо.
— Это неверно. После Голубева летал инспектор. Баки работали нормально. Где Голубев?
— Вот он, — показал на меня Васильев.
После упоминания «инспектора» меня бросило в жар. Я стиснул зубы и поискал его глазами среди окружавших генерала командиров, но не обнаружил. Дело для меня запахло трибуналом.
Командующий сердито уставился на меня. Посыпались грубые оскорбления. Было сказано, в частности: «Ты трус, боишься лететь в опасный район, где гибнут тысячи людей». Эти слова генерала как ножом ударили меня по сердцу. Я, должно быть, страшно побледнел, потому что товарищи глядели на меня с испугом. Едва сдерживая себя, я ответил, что оскорблять подчиненного очень просто, а вот лететь с неисправными баками гораздо сложнее. И добавил, что я не трус и поэтому полечу один, а если через час двадцать минут не вернусь, то прошу проверить подвесные баки на остальных самолетах.
Гнев командующего дошел до крайнего предела. Он отдал приказ — срочно вылетать.
Васильев и я молча пошли к самолетам. Я дал команду бледному как простыня Денисову и невозмутимому Татаренко: «По машинам, вылетаем...»
Техник, не глядя на меня, помог надеть парашют. Увидев на его глазах слезы, я сказал с досадой:
— Ты тут ни при чем... Живи, друг!
Взвыли моторы, клубы пыли завертелись вокруг самолетов, скрыли провожающих, и тут я увидел, что к старту бежит майор Ройтберг и машет рукой. Я уменьшил обороты. Он вскочил на плоскость и, держась за борт кабины, нагнулся и громко сказал:
— Если баки не будут работать, садитесь на аэродром Бычье Поле в Кронштадте. Это — указание полковника Романенко. Васильеву я тоже передал...
Я молча кивнул головой и вырулил на взлетную полосу.
Шестерка взяла курс на запад. Проплыл под крылом красавец Кронштадт, за ним маяк Толбухин, и тут же один, потом другой, третий самолеты начали качать крыльями — сигнал отказа материальной части. Чихнул мотор и моего самолета. Ну вот, вместо полета по маршруту получился групповой пробный полет...
Васильев терпеливо прошел по курсу еще пять минут, затем дал сигнал и развернулся обратно на аэродром. Сделали два круга, дали красную ракету — попросили разрешение на посадку и благополучно приземлились на Бычье Поле.
Через несколько минут на стоянке около наших самолетов собрались летчики и техники, подъехал командир полка подполковник Коронец — один из самых любимых и отважных командиров авиации на Балтике. Он внимательно выслушал лейтенанта Васильева, приказал инженеру полка срочно искать дефект в бензосистеме подвесных баков, а нам велел идти в столовую перекусить.
Васильев, всегда спокойный, выдержанный, подошел ко мне и взволнованно сказал:
— Да, Василий, с этими баками мы невольно в трусы попадем. Давайте искать дефект вместе с техниками.
И мы засучив рукава принялись за работу.
К вечеру один за другим на аэродром сели два У-2. На них прилетели старший инженер Николаев, инженер по спецоборудованию, механик ремонтных мастерских и начальник особого отдела полка Кошевой.
Весь вечер нас по одному вызывали в землянку комиссара полка, где Кошевой дотошно расспрашивал каждого из нас: пытался обнаружить трусов.
На следующее утро мне и Васильеву приказали еще раз совершить пробный полет. Я категорически отказался и предложил лично Николаеву отработать двадцать минут на земле на подвесных баках, а если мотор будет греться, то сделать это можно с перерывами. Инженер сел в кабину самолета и запустил мотор. Пришлось дважды выключать — мотор грелся. Но через двадцать минут мотор чихнул раз, другой, и винт, немного покрутившись на холостых оборотах, остановился. Николаев потный вылез из самолета и, ничего не говоря, куда-то исчез. Вернулся он через час и сказал, что завтра доставят подвесные баки старой конструкции, а из этих горючее откачать и с самолетов их снять.
Двенадцать баков сложили в штабель метрах в тридцати от стоянки, а Кошевой до вечера продолжал допросы. В разговоре с ним я сказал, что за пять из шести летчиков кладу голову на плаху. Они живут не для себя. Он спросил:
— А кто же живет для себя?
— Ищите сами, — ответил я.
На следующий день баков старой конструкции не привезли. Не привезли их и позже, а на войне, тем более когда самолетов мало, без дела летчик не сидит. Поэтому 9 октября со второй половины дня мы получили задание провести штурмовку в районах Петродворца и аэродрома Низино. Эти и другие боевые вылеты постепенно сняли душевную тяжесть.
10 октября перед вечером неожиданно прилетел с аэродрома Ханко капитан Белоусов. Мы с Васильевым пошли к землянке штаба полка.
Васильев хорошо знал Белоусова, а я много слышал о нем: прославленный истребитель, мастер штурмовых ударов по кораблям и аэродромам врага, человек большой воли и силы. Он сумел победить саму смерть: получил тяжелейшие ожоги при выполнении боевого задания в 1938 году и выжил, удивив до крайности врачей. Я знал также, что во время боев с белофиннами, еще не закончив лечение, он успешно громил врага и был награжден орденом Красного Знамени.
Недалеко от землянки мы увидели сидевшего на коротком бревне широкоплечего человека в кожаном реглане. В левой руке он держал поношенный шлем. Вид у него был усталый.
— Здравствуйте, товарищ капитан, какими судьбами здесь? — воскликнул Васильев. Капитан быстро вскинул голову, попытался встать, но чуть приподнявшись, снова сел и как-то душевно, мягко молвил:
— Это ты, Миша? Здравствуй... Здравствуйте, богатыри, рад вас видеть. Наверное, одними судьбами мы оказались здесь. Извините, я посижу — очень болят ноги. Устраивайтесь рядом, поговорим. Расскажите, как у вас дела?
— Лучше вы расскажите, товарищ капитан. Ведь мы собрались к вам на подмогу! Как там на островах и на Ханко? Как ведет себя в воздухе фашист, какую тактику применяет?
Изуродованное ожогами лицо капитана засветилось,
— Неужели подкрепление? Ух, как это здорово, друзья мои! Летчиков на Ханко осталось совсем мало, им очень тяжело... А мне в такое трудное время приходится улетать оттуда: нужно срочно лечиться.
Мы сидели у землянки до темноты. Белоусов подробно рассказал нам о тяжелых боях, о тяжелом положении войск на Моонзундских островах. Большинство летчиков, начинавших там войну, погибло. После падения Таллина два звена И-16 и звено «чаек» из состава ханковской группы улетели на Эзель для усиления авиационного прикрытия. Дрались они там не щадя своих сил и жизней. Кое-кто вернулся. Теперь на Ханко осталось три боевых экипажа на И-16, два — на «чайках» да один на МБР-2 — ночью летает на разведку. Ваша шестерка, да тем более на И-16 29-й серии — это большая сила. Вылетайте скорее...
После ужина вся наша шестерка пришла в землянку к Леониду Георгиевичу Белоусову. Он подробно рассказал, как нужно взлетать и садиться на аэродроме Ханко в то время, когда артиллерия противника ведет огонь, и в промежутках между артобстрелами.
На второй день Леонид Георгиевич не смог оставаться на аэродроме и сам два раза слетал с нами на штурмовку...
Вечером после ужина пожилой механик ремонтных мастерских, призванный из запаса, остановил меня и Васильева у столовой и спросил:
— Вы летчики с «ишаков»? Говорят, у вас подвесные баки новой конструкции не работают? Я до мобилизации подвешивал их на заводе летчикам-испытателям, так они их очень хвалили. Покажите их мне завтра, если можно.
— Не только можно, но и нужно, — ответил я ему. — Приходите утром часам к семи. Баки лежат на стоянке рядом с «ишаком» номер 33.
— Ладно.
Мы с Васильевым переглянулись и пошли отдыхать в бывший пороховой погреб — самое прочное и, наверное, самое огромное сооружение на всем острове Котлин.
Утром, когда я подошел к самолету, наш новый знакомый сидел на корточках около баков и ковырял какой-то железкой дренажную трубочку у каждого бака. Увидев меня, поднялся и, не здороваясь, спросил:
— Кто осматривал баки?
— Кто? Да их смотрели все, чуть ли не до командующего авиацией.
— Где твой техник, лейтенант? Мне нужно крепкое шило и круглый напильник, я эти баки через несколько минут приведу в порядок, — заверил он.
Я позвал моториста, велел дать необходимый инструмент и помогать механику во всем.
— Не надо мне помогать, давай, моторяга, неси инструментальную сумку!
Меня все это крайне заинтересовало, я подошел к бакам. Заводской механик ткнул пальцем в кончик дренажной трубки.
— Смотри, там транспортная пробка, ее ставят перед отправкой баков на склады, чтобы туда влага и грязь не попадали...
Все оказалось до смешного просто. И получилось, что простой механик из мастерских, как говорится, утер нос всей инженерной службе авиационного полка и разным инспекторам, по вине которых нас, летчиков, чуть не отдали под трибунал.
Лейтенант Васильев приказал подвесить баки на его и мой самолеты и пошел за разрешением на пробный вылет.
Через полчаса мы были в воздухе, пронеслись несколько раз над аэродромом на бреющем полете, потом парой сделали боевой разворот и сели. Баки работали отлично. После нас сразу же поднялись и остальные четыре машины. Летчики доложили, что баки работают нормально, только лейтенант Денисов сообщил, что на больших оборотах мотор сильно трясет. Он эту тряску замечал и раньше, но она была слабее. Командир нашей группы приказал заправить основной бак и сам взлетел на самолете Денисова. После посадки он велел технику записать в формуляре, что мотор работает нормально на всех режимах. Потом пошел на КП полка доложить по прямому телефону командиру бригады полковнику Романенко о готовности к вылету. Романенко поблагодарил и попросил сообщить фамилию механика, обнаружившего дефект.
Теперь мы ждали команду на вылет, хотя знали от метеорологов, что во второй половине дня погода резко ухудшится. Так оно и получилось — весь вечер и ночь лил дождь. Утром мы шли по мокрой тропинке петровского парка из столовой к самолетам. Облака неслись низко, ветер трепал верхушки вековых деревьев.
— Вот в такую погоду надо лететь на Ханко, — сказал Алим Байсултанов, — ни один «мессер» не перехватит.
— Да нет, Алимушка, ровно месяц тому назад тринадцатого сентября, когда я в такую погоду на безоружном самолете летел через Ладожское озеро, меня не один, а четыре «мессера» едва не перехватили. А сегодня как раз тринадцатое число... — возразил я, смеясь.
И бывает же так! Нас догнал дежурный по столовой и закричал, чтобы кто-нибудь из ханковской группы вернулся к телефону.
— Ну, вот и задание, — пошутил я мрачно. — Давай,
Миша, схожу я...
Оперативный дежурный штаба бригады сказал по телефону:
— Запишите или запомните приказание: группе лейтенанта Васильева в 10.00 вылететь на аэродром Ханко, там погода хорошая. Ясно?
— Все понятно, товарищ дежурный.
Догнав товарищей, я сообщил о полученном приказе. Каждый воспринял мои слова в зависимости от характера и темперамента.
Веселый и неугомонный Алим Байсултанов, постоянно рвущийся в бой, изобразил начальное «па» лезгинки и громко крикнул: «Асса!»
Денисов побледнел, и мелкие капли пота покрыли его лоб. Васильев спокойно посмотрел на ручные часы, ровным голосом сказал:
— До девяти часов проверить подготовку самолетов, особенно заправку горючим, пробу оружия провести на земле.
В 9 часов 30 минут официантка Таня (мы ее звали Рыжик) принесла нам к самолетам крепкого чаю, пирожков и по плитке шоколада. Мы были тронуты. Я Таню поцеловал и вручил ей плитку шоколада. Она сказала, что сбережет ее и вернет, когда я прилечу обратно.
— Спасибо, Танечка, обязательно вернусь...
Три «ишачка» взревели моторами и пошли на взлет. Через двадцать секунд рванулось с тормозов и мое звено. Вдруг в конце разбега самолет Денисова как-то странно заюлил, его повело вправо, потом пыль закрыла его. А когда я, убирая шасси, мельком взглянул на то место, истребитель лежал на фюзеляже хвостом вперед.
Я догнал Васильева, подошел к его самолету поближе и показал рукой вниз. Васильев понял и кивнул в ответ.
Мы летели под облаками. Вдруг ведомый Васильева сделал несколько глубоких покачиваний крыльями, затем развернулся и пошел обратно. Вскоре этот маневр повторил Алим Байсултанов. Я в растерянности поглядел влево на Татаренко: его самолет, сбавляя скорость, планировал прямо к воде. Винт вращался вхолостую. Но вот самолет стал увеличивать скорость, Татаренко тоже повернул на аэродром, с которого мы только что взлетели. Что-то случилось... Но что? Причина возвращения летчиков стала известна нам на другой день. А сейчас из шести взлетевших остались двое. Я поравнялся с Васильевым, показал ему рукой вперед и вниз. Мы снизились на бреющий, продолжая полет на запад...
На аэродроме полуострова Ханко нас ждали. Не успели мы выбраться из кабин, как человек десять подхватили наши самолеты и хвостами вперед быстро потащили под маскировочные сети в укрытие. И тут же кругом загрохотали разрывы снарядов. Так близко они рвались, что я нагибался и приседал. Мне казалось, что все сооружение сейчас рухнет. Надо мной смеялись, должно быть, вид у меня был достаточно комичный... А вечером пришло сообщение о том, что завтра прилетят еще три И-16 и надо обеспечить прием.
До поздней ночи мы, как говорят, входили в строй — правда, пока теоретически.
Нас особо предупредили, чтобы не перепутали наши «чайки» с белофинскими [Белофинны имели в то время наши трофейные самолеты]. Сказали также, что к аэродрому вот уже две недели приходят четыре, иногда пять «спитфайров» [английские самолеты. Их поставляли Финляндии и в 1939 и в 1940 гг.], качают крыльями — вызывают на бой, но сил на Ханко пока мало.
Артиллерия врага всю ночь обстреливала аэродром. Мы разместились в бетонном укрытии, но спали плохо. К обстрелам здесь придется привыкать...
Утром прилетели три наших отставших «ишачка», пилотируемые Байсултановым, Татаренко и Старухиным.
Финские артиллеристы заметили их раньше, чем мы, и, когда они еще рулили в укрытие, начался обстрел аэродрома. Дорулив на место, они повыскакивали из кабин и, поддерживая парашюты, колотившие по ногам, заторопились в убежища.
Байсултанов доложил Васильеву, что они все трое вчера вернулись опять из-за подвесных баков. Виноваты техники. Но неисправности устранены, и самолеты вполне надежны.
Перед обедом капитан Ильин и Бискуп поставили боевые задачи. Мы должны оказать поддержку нашим войскам, ведущим тяжелые оборонительные бои на острове Даго. А еще прикрыть с воздуха морскую пехоту, готовящуюся к десанту на соседние острова.
| Предыдущая страница | Содержание | Следующая страница |
