1941 1942 1943 1944
		Любанская операция

ДЕНЬ ЗА ДНЕМ       1942      Любанская операция

Написать письмо

Из книги: Вторая ударная в битве за Ленинград.

У Ольховских хуторов

Геннадий Геродник

в 1942 году рядовой 172-го отдельного лыжного батальона, ныне член Союза писателей СССР

В злополучную июньскую ночь 1941 года я, молодой преподаватель математики и классный руководитель, беспечно веселился на выпускном балу. Домой вернулся уже после восхода солнца с охапкой белых и розовых пионов. Поставил цветы в ведро с водой и сразу же завалился спать. Жена разбудила меня, когда по радио стали передавать сообщение о нападении на нашу страну гитлеровской Германии.

Скоро волны военного цунами забросили меня далеко от белорусского города на Днепре Могилева, где накануне войны жил и работал. Я оказался в Пермской области на берегу Камы. Здесь, в небольшом поселке, формировался и готовился, в предстоящим боям 280-й запасной лыжный полк.

В полку были преимущественно уральцы из Перми и Кунгура, из Верещагина и Висим-Шайтанска. Его ядро составляли лесорубы и плотогоны, охотники, и, старатели, горняки и геологи. Таких, как я, эвакуированных: из западных и южных областей, было совсем немного.

Мы изучали тактику и различные образцы оружия, воинские уставы, совершали марши на большие расстояния и, как манны небесной, ждали снега. Однако и до снега ухитрялись заниматься лыжной подготовкой: имитировали всевозможные движения, необходимые при ходьбе на лыжах, знакомились со спецификой ведения боя лыжными подразделениями.

Наконец ударили крепкие; морозы. За ними - обильные снегопады. И мы стали на лыжи.

2 января 1942 года нас отправили: на фронт. Я был в то время рядовым и неофициально числился нештатным переводчиком 172-го ОЛБ (отдельного лыжного батальона).

На пути к фронту три наших маршевых батальона дней на десять задержались в Рыбинске. Жили в поселке эвакуированного на восток моторного завода. Получили автоматы, осваивали их. Ходили на лыжах.

5 февраля эшелон разгрузился на станции Малая Вишера. Дальше железная дорога была разбита. На следующей крупной станции по направлению к Ленинграду, в Чудове, сильно укрепившись, сидели оккупанты. Нам предстояло воевать в составе 2-й ударной армии.

В ночь с 7 на 8 февраля наш лыжный батальон прибыл в район Мясного Бора. Здесь левый фланг 2-й ударной вел упорные наступательные бои за расширение ворот, через которые был осуществлен прорыв на запад. Мясной Бор и Теремец Курляндский были уже в наших руках. Но противник продолжал упорно сопротивляться в близко расположенных друг от друга селениях - Любцы, Любина Поле, Крутик, Большое Замошье. Соорудив в погребах дзоты, гитлеровцы почти каждую избу превратили в очаг сопротивления.

Наш ОЛБ получил первый боевой приказ: выбить гитлеровцев из домов на юго-восточной окраине Любина Поля. Командование батальона создало несколько штурмовых групп. Каждая из них - стрелковый взвод, усиленный одним или двумя отделениями саперов. Снаряжение: ножницы для резки проволоки, миноискатели, бутылки с горючей смесью, заряды взрывчатки по 5-10 килограммов для подрывов дзотов, личное оружие.

Но прежде чем взрывать дзот, нужно до него добраться. Попробуй это сделать, если вокруг домов, к которым надо подойти, на сотни метров открытая снежная целина. Слушаем опытных воинов из 24-й стрелковой бригады, в состав которой включили наш батальон. Ночью по направлению к огневым точкам противника нужно прорыть в снегу глубокие ходы-траншеи. По ним подобраться к дотам как можно ближе, чтобы для стремительного броска осталось как можно меньше трудных и смертельно опасных метров.

А разве захватчики не заметят нашу подготовку? Заметят, это для них не новость. Они настороже и всю ночь освещают местность ракетами. Они будут обстреливать траншеи из минометов, забрасывать гранатами с длинными, как городошная бита, ручками. Уже во время подготовки неизбежны потери, но иного способа мы не знали.

Все получилось так, как предсказывали наши наставники. Выбив гитлеровцев из трех крайних домов Любина Поля, мы потеряли семь человек убитыми и двенадцать ранеными.

Первый боевой успех батальона показался нам ничтожно малым, а жертвы неоправданно большими. И только впоследствии, когда 2-я ударная оказалась в окружении, оставшиеся в живых поняли, что ворота Спасская Полисть - Мясной Бор действительно надо было расширять любой ценой.

Роем новые снежные ходы, готовимся к следующим атакам. И вдруг офицер связи привозит приказ командарма Н. К. Клыкова примерно такого содержания: 24-й бригаде и 172-му батальону срочно передать свои позиции 111-й стрелковой дивизии и в ночь на 11 февраля форсированным маршем передислоцироваться в район деревни Ольховки. Маршрут следования: Мясной Бор - Кречно - Новая Кересть - высота такая-то юго-восточнее Ольховки.

В Ольховке наш батальон вошел в состав 4-й гвардейской дивизии, которая в то время была усилена рядом частей и отдельных подразделений и по фамилии своего командира именовалась "опергруппой Андреева". Я искренне обрадовался, когда узнал, что 4-я гвардейская - моя близкая землячка. Перед войной в белорусском поселке под Могилевом дислоцировалась 161-я стрелковая дивизия. Я знал некоторых ее командиров, их дети учились в нашей школе. Уже в первые недели войны дивизия отличилась в боях с гитлеровскими захватчиками. 17 сентября 1941 года ей было присвоено почетное звание гвардейской.

4-я гвардейская завоевала высокое звание в трудных боях. А наш батальон стал гвардейским, как нам показалось, без достаточных для того оснований. Мы приняли этот щедрый дар военной службы как аванс, который следовало оправдать.

Нас влили в 8-й гвардейский стрелковый полк, которым в то время командовал подполковник Никитин. Вместе с полком лыжный батальон делил радость побед и горечь неудач до конца Любанской операции. Вместе мы выбивали оккупантов из Ольховских хуторов и Сенной Керести. И здесь, как в Любином Поле, рыли снежные траншеи и ходили в атаки на запрятанные под крестьянскими избами дзоты. Но каждый успех доставался еще труднее, еще большей ценой.

Вместе и голодали, когда 2-я ударная оказалась в западне. Вместе искали занесенных снегом убитых лошадей. И удачливый делился находкой с соседями. Этот деликатес окруженцев мы называли "гусятиной", потому что павшие лошади были преимущественно из кавалерийского корпуса генерала Гусева. Вместе сдерживали яростный натиск гитлеровских дивизий, когда они перешли в наступление с целью растерзать 2-ю ударную. Вместе в мае 1942 года прорубали коридор в кольце окружения и выходили на Большую землю.

В первой половине Любанской операции, когда клин прорыва все глубже и глубже вонзался в территорию, оккупированную фашистами, наш батальон решал боевые задачи, характерные для лыжных подразделений. Мы сопровождали пехоту на марше, выполняя роль боевого охранения, совершали разведывательные рейды в тыл противника, перерезали его коммуникации. Батальон доставил немало беспокойства оккупантам на дороге Сенная Кересть - Чудово.

Когда же наступательные возможности 2-й ударной были исчерпаны, наш батальон спешился. Нам отвели участок обороны восточнее Ольховских хуторов и реки Кересть. К тому времени нас осталось немного, примерно одна треть. Лыжи поломались, белые халаты потемнели от дыма костров, расползлись в клочья от частого продирания сквозь лесные чащобы. Но именно тогда мы стали гвардейцами.

Больше всего мне запомнились два однополчанина из нашего батальона. Расскажу коротко о них.

Во время боев у Ольховских хуторов батальон захватил кое-какие трофеи. В их числе оказались три волокуши для перевозки по снегу раненых. Этакие миниатюрные лодочки-плоскодонки из фанеры. На каждой были надписи по-немецки, означавшие, что волокуши закреплены за первым, вторым и третьим взводами одной из рот.

Трофейная волокуша № 1 досталась санитару третьей роты Саше Вахонину. Этот крепкий коренастый парень из Перми оказался санитаром по призванию. Он отличался неимоверной выносливостью, бесстрашием и был, как шутили лыжники, заговоренный. Я был свидетелем" как друг Вахонина, Андрей Пьянков, выпытывал у него:

- Ты скажи, Сашка, по правде: или над тобой бабка шептала, или в шинелке под подкладкой какая-то чудотворная хреновина зашита?

- Угадал: бабка шептала, - отшучивался Вахонин. - Но заговорила она меня только от пули. От мин и авиабомб нет у нее средства.

Кроме физической силы и отваги, Вахонин обладал и другими качествами, очень нужными для санитара. Он от природы был добрый и участливый к чужой беде и поразительно выдержанный. Никогда не раздражался, не сердился на раненого. Между тем работа ротного санитара, особенно в тех условиях, была исключительно нервная. Надо под обстрелом как можно быстрее перевязать истекающего кровью раненого, затем, прижимаясь к земле, вытащить его с поля боя в укрытое место.

Когда у нас в батальоне вышли из строя все лошади, ротные санитары на себе возили раненых до батальонного медпункта за два, три километра и более. Вахонин никогда не клял свою тяжелую ношу. Наоборот, и накладывая повязки, и по пути в медпункт он по-простецки успокаивал раненого, утешал, обнадеживал. Иначе говоря, занимался психотерапией, хотя о таком медицинском термине не имел понятия.

В первых числах апреля личный состав батальона по" строили по поводу важного события. Командир 8-го гвардейского полка гвардии подполковник Никитин зачитал приказ о награждении красноармейца Александра Николаевича Вахонина, 1922 года рождения, комсомольца, орденом Красного Знамени. В приказе указывалось, что санитар Вахонин в течение февраля - марта вынес с поля боя 52 раненых бойца и командира вместе с их оружием.

У Ольховских хуторов я подорвался на немецкой противопехотной мине. Пришел в себя уже по пути в батальонный медпункт. Осмотрелся: лежу в волокуше на спине, головой вперед. Под раненую ногу подложен старый валенок, поэтому она у меня на виду. Намотано на нее всякой всячины - и марлевых бинтов, и портянок, и полос разорванной бязевой рубашки. И все это пропитало кровью, Ощупал себя, насколько, не приподымаясь, мог достать руками. Шинель то ли обрезана, то ли оборвана по пояс, А боковые карманы шинели, сшитые из особо прочного материала, уцелели. Санитар тащит волокушу по лесной тропе. В апрельском лесу снегу много, хотя он уже мокрый, ноздреватый. Местами тропа перехвачена полой водой. А на открытых полянах снег уже сошел, и дно волокуши со скрежетом дерет обнаженную землю. Санитар пыхтит, натужно дышит, ему очень трудно.

Волокуша остановилась. Санитар подошел ко мне сбоку. Теперь вижу: Вахонин.

- Где мы? - Спрашиваю у него.

- К Трубицкой канаве подъезжаем.

- Как, Саша, дотащишь?

- Да уж как-нибудь. Только бы через Трубицкую перебраться. Вот Пьянков может выбиться из сил. Он следом за нами Мусу Нургалиева тащит. Тебя сдам - и вернусь к ним на подмогу...

Внимательно оглядев меня с головы до ног, Вахонин утешил:

- Однако тебе здорово повезло, старшина! Носком мину тронул, только переднюю часть стопы отхватило. Вот ежели б пяткой, так по сустав отворотило бы. Как Мишке Жирнову на прошлой неделе.

Засунув руку в сугроб, Вахонин достал горсть чистого снегу, дал мне вместо воды, сам тоже утоляя жажду. Следующей горстью обтер мне лицо - оно было покрыто копотью от взрыва мины.

Когда Саша опять впрягся в волокушу, я стал помогать ему, то отталкиваясь одной рукой от дерева или пня, то упираясь обеими руками в наледь или землю. Это были мой первые "шаги" на длинном пути от Ольховских хуторов до тюменского госпиталя.

...В запасном полку, когда мы переходили к тренировкам на лыжах, командиром третьей роты нашего батальона назначили совсем юного лейтенанта Сергей Сергеевича Науменко. Он прибыл из Алма-Атинского пехотного училища. Высокий, худой, бледнолицый, молчаливый. Может быть, не столько молчаливый, сколько сдержанный, вежливый.

Поначалу третья рота приняла своего командира настороженно, скептически. "Ему бы пионервожатым в школу, - говорили между собой скептики. - Мягок, тихоня, еще совсем мальчишка. С таким командиром навоюешь!"

Скоро и в роте, и в батальоне всем стала известна несложная биография комроты. Сразу после средней школы он поступил в училище. Война помешала проучиться положенный срок. Заканчивая училище по ускоренной программе, выпущен досрочно.

Опасения скептиков не оправдались. Был Науменко как будто излишне деликатен, но вместе с тем и требователен; выглядел немного робким, но скоро научился брать в оборот самых ершистых нарушителей дисциплины; по сравнению с гвардейцами своей роты выглядел жидковатым, но во время тренировочных лыжных походов не отставал от самых многоопытных бойцов.

На фронте наш батальон попадал в такие переплеты, что даже видавшие виды уральцы впервые по-настоящему узнали, почем фунт лиха. Но и в этой обстановке лейтенант Науменко никогда не терялся, был уравновешенным и вежливым. За месяц непрерывных боев и внешне и по жизненному опыту повзрослел на много лет. Если бойцы по старой памяти и называли его про себя "ускоренным Сережей", то в этих словах звучала уже не ирония, а любовь к своему командиру.

По долгу службы мне ежедневно приходилось общаться с командиром роты. Сергея, недавнего ученика средней школы, очень смущало, что я по гражданской специальности преподаватель. Когда мы, оставались наедине, то, отбросив формальности воинской субординации, комроты называл меня по имени-отчеству, а я его - Сергеем. Наши дружеские отношения ничуть не мешали службе.

Однажды комроты признался мне: - Еще в училище меня очень тревожило одно обстоятельство: как я смогу держать в руках подчиненных, не владея трехэтажным наречием? Наши старшины-сверхсрочники этим искусством владеют в совершенстве. "Попался бы мне удачный старшина! - мечтал я. - Я бы подавал команды и делал разнос нарушителям дисциплины по-своему, а старшина "обогащал" бы мою дистиллированную речь..."

Однажды - это было во второй половине марта - лейтенант Науменко обходил передовые позиции роты. Его сопровождали командиры взводов, разведчик Урманцев и я. Укрывшись за кустом можжевельника, комроты стал всматриваться через бинокль в лесные заросли, где находились вражеские позиции. Вдруг впереди раздался одиночный выстрел. Упав на дно окопа, лейтенант успел только сказать командиру третьего взвода: "Большаков, примешь роту..." Спустя несколько минут он скончался.

Похоронили мы своего командира в сосновом бору неподалеку от Ольховских хуторов. Насыпали могильный холмик, с большим трудом достали досок на традиционную надгробную пирамидку. Дали прощальный залп из автоматов...

- Вот и не стало нашего "ускоренного Сережи", - незаметно смахнув слезу, сказал сержант Урманцев.

Погиб Сергей Науменко на двадцать первом году жизни.

Отнес я в штаб батальона комсомольский билет и другие документы убитого. А его записную книжку оставил себе на память. Она была заполнена служебными заметками: запасной полк, переезд в воинском эшелоне, марш от Малой Вишеры к Мясному Бору и Ольховке. В конце несколько чистых листков и между ними фотография миловидной девушки с лаконичной надписью на обороте: "Сереже от Вали".

Впоследствии - находясь в госпитале, воюя затем на других фронтах - я часто вспоминал моих однополчан-лыжников. Какова судьба тех, кто остался воевать после меня у Ольховских хуторов? Какая часть извещений о гибели воинов батальона дошла до их родных? Ведь враг несколько раз перерезал коммуникации 2-й ударной.

Знает ли семья Науменко о смерти Сергея? Эх, был бы адрес! Сергей не раз рассказывал мне о своих родных. Отец - железнодорожник, проживал в пристанционном поселке не то в Казахстане, не то в Узбекистане. И станцию называл мне Сергей. Помнится, название как будто вполне русское, но вместе с тем от него отдает чем-то татаро-монгольским. Так я и не вспомнил название родного селения Сергея Науменко. Его напомнили мне другие.

Я демобилизовался в Прибалтике и стал работать директором русской средней школы в эстонском городе Валге. В 1947 году из Казахстана переехала в Валгу на постоянное жительство семья Либертов. Петр Либерт поступил работать учителем в нашу школу. Просматриваю его документы и вижу: до этого жил в Северном Казахстане, в поселке Мамлютка.

- Мамлютка! - чуть было не вскрикнул я от радости. - Ведь это родина Сергея!

Спрашиваю у Петра Михайловича:

- Вы в Мамлютке железнодорожника Сергея Науменко знаете?

- Нет, не знаю. Но я познакомлю вас с моим отцом, он много лет работал в Мамлютке фельдшером, в каждом доме поселка не один раз побывал.

- Как не знать! - отвечает мне Либерт-старший. - Сергей Науменко мой хороший знакомый и давнишний пациент. Не раз ему банки на поясницу ставил,

- А сына его, Сергея, знали?

- И Сережу лечил. Но с ним случилась беда: пропал без вести на фронте.

Первое письмо в Мамлютку я написал совсем короткое, для установления связи. Получил взволнованный ответ от родителей Сергея: "Да, сын считается "пропавшим без вести". Вот уже шесть лет мучаемся от неизвестности. Иногда приходится выслушивать обидные намеки. Дескать, генерал Власов сам продался врагу и увел с собой из 2-й ударной офицеров. Кто знает, где наш сын?"

Я подробно изложил обстоятельства гибели лейтенанта Сергея Науменко, свои показания официально заверил в военкомате. В качестве вещественного доказательства приложил записную книжку. И отправил пакет в Мамлютку. Через некоторое время получил благодарственное письмо родителей Сергея: доброе имя их сына было восстановлено.

До конца войны я с особым вниманием следил за боевыми успехами 2-й ударной, в которой мне довелось начинать курс трудной солдатской науки. Ветеранам прославленной армии есть чем гордиться! И вместе с тем не раз приходилось и до сих пор приходится переживать горечь незаслуженных обид. Приведу некоторые факты.

Осенью 1976 года я совершил к берегам Волхова путешествие. В течение десяти дней побывал в Малой Вишере и Чудове, в Спасской Полисти и Мясном Бору, на пепелищах так и не восстановленных Ольховки, Ольховских хуторов и Сенной Керести, Очень многое из увиденного до глубины души взволновало и порадовало меня. Общественность Новгорода и области проделала поистине огромную работу по увековечению памяти воинов, сражавшихся с фашистскими захватчиками на новгородской земле. Не забыт и подвиг 2-й ударной.

Специальная большая экспозиция посвящена 2-й ударной в Новгородском историко-архитектурном музее-заповеднике. Созданы школьные музеи боевой славы в Малой Вишере, Чудове и других городах и поселках области. Проделана огромная работа по разысканию и захоронению в братских могилах останков павших советских воинов. Следует подчеркнуть, что в условиях обширнейших болот и остатков многочисленных минных полей это нелегкий и опасный труд.

В Новгороде и области до сих пор работают добровольные поисковые группы следопытов, которые продолжают исследовать каждый квадратный метр тик называемой "Долины смерти". Еще совсем недавно, в 1976 году, поисковая группа новгородских энтузиастов разыскала, вынесла из труднодоступной местности и с торжественно-скорбной церемонией захоронила останки более ста воинов.

Некоторые следопыты являются настоящими подвижниками этого благородного дела. Для поисков они затратили столько времени и энергии, подвергались стольким опасностям, что их бескорыстный труд без всякого преувеличения можно назвать подвигом. Это откосится в первую очередь к главному следопыту Новгорода - Николаю Ивановичу Орлову.

Следопыты не только разыскивают и хоронят останки павших героев. Они пытаются установить их личность и, в случае удачи, разыскать родственников. Так найдена могила поэта Всеволода Эдуардовича Багрицкого, установлено, где был ранен и захвачен в плен Муса Джалиль. Найдены могилы дивизионного комиссара Ивана Васильевича Зуева, начальника оперотделения 111-й стрелковой дивизии Николая Васильевича Оплексина, батальонного комиссара из 4-й гвардейской стрелковой дивизии Якова Артемовича Супруна, лейтенанта Евсея Марона и многих, многих других.

Все больше и больше имен героев 2-й ударной появляется на мраморе и граните. Неподалеку от Чудова деревня Коломовка переименована в Зуево. В Чудове я видел улицу имени Героя Советского Союза Оплеснина...

Порадовал меня и такой факт. Попался мне в руки туристский путеводитель по Новгороду и Новгородской области, написанный местными краеведами, - "Дорогами боевой и трудовой славы". Так вот в этом путеводителе 14-й туристский маршрут называется: "Где сражалась 2-я ударная армия. Чудово - Мясной Бор - Огорелье - Зуево".

К сожалению, во время моего путешествия в бочку меда то и дело попадали ложки дегтя. Когда, представляясь собеседнику, я называл себя ветераном 2-й ударной, то в ответ неоднократно слышал примерно такую фразу: "А-а! Значит, вы из той самой... из власовской армии!" И сейчас еще находятся люди, необдуманно повторяющие чужую ложь, искажающую историческую правду, и больно ранящие чьи-то души.

Уже давно досконально выяснены обстоятельства сдачи в плен предателя Власова, Не увел он за собой ни армию, ни дивизию, ни батальон, ни даже роту. В момент пленения Власова в деревне Пятница примеру предателя последовала крохотная кучка его единомышленников, которая свободно размещалась в крестьянской избе. А все части и соединения 2-й ударной героически сражались от начала и до конца Любанской операции. Пока хватало сил - наступали. Когда силы иссякли - перешли к обороне. Когда получили приказ об отходе на восточный берег Волхова, - с кровопролитными боями вырвались из вражеского кольца.

Каким же образом родилась и пошла гулять по свету клеветническая версия о 2-й ударной? Автор этого измышления - Геббельс. Фашистской пропаганде было выгодно изображать дело так, будто на сторону Власова переходят целые полки и дивизии, А своему долголетию эта фальшивка обязана кое-кому из нас, советских людей. Иные, не утруждая себя изучением история, в своем стремлении показать предателя Власова в наиболее неприглядном виде подчас допускают преувеличения и домыслы, не соответствующие действительности и оскорбляющие память советских воинов, отдавших жизнь за Родину.

Во время странствий по памятным местам, где сражалась 2-я ударная, я познакомился с московским историком Б. И. Гавриловым. От него узнал следующее. Институт истории АН СССР проводит грандиозные работы по составлению общесоюзного Свода памятников истории и культуры, которые государство берет под свою охрану. Историк Гаврилов работает над составлением такого Свода по Ярославской и Новгородской областям, В одних случаях для паспортизации объект ни у кого не вызывает сомнений. Скажем, Софийский собор, памятник "Тысячелетие России", церковь Спаса-Нередицы.

Но случается и так, что мнения расходятся. Представителю АН СССР пришлось убеждать некоторых местных товарищей в том, что места, где происходили важнейшие операции 2-й ударной, - это свидетели славы советского оружия, а не его позора, свидетели массового героизма советских воинов и поэтому в обязательном порядке подлежат внесению в Свод. Более того, по мнению товарища Гаврилова, наиболее значительные рубежи, достигнутые 2-й ударной, места важнейших сражений, должны быть отмечены мемориально-охранными знаками. Где-то в районе любанского прорыва должен быть сооружен памятник погибшим воинам и подвигу 2-й ударной.

Такого же мнения придерживается подавляющее большинство новгородцев. Но до недавнего времени были сильны и противоположные тенденции. В 1976 году, то есть спустя три десятилетия после окончания Великой Отечественной войны, ученый-историк из Академии наук СССР лазил в резиновых сапогах по волховским топям и лично устанавливал самую далекую точку любанского прорыва, самый дальний рубеж, которого достигли конники генерала Н. И. Гусева, определял контуры "коридора смерти", через который воины 2-й ударной с тяжелейшими боями вырывались из вражеской петли... Всю эту работу должны были давным-давно проделать на месте, памятные места боевых действий 2-й ударной, достойные увековечения рубежи следовало давно уже определить и согласовать в соответствующих инстанциях.

Да и достаточно ли всесторонне изучено и оценено значение боевых операций 2-й ударной на берегах Волхова нашей военно-исторической наукой? В тяжелейший период войны 2-я ударная отвлекла на себя более десяти полнокровных гитлеровских дивизий. Не только отвлекла, но и перемолола их. Нетрудно себе представить, насколько осложнилось бы положение Ленинграда, если хотя бы часть этих дивизий в начале сорок второго оказалась не в волховских болотах, а, например, под Ижорой и Пулковом.

Жители Ольховки и Ольховских хуторов рассказали мне, что в первое послевоенное лето они не могли косить на своих старых покосах: косы выщербились, а то и вовсе поломались. Не о камни - о человеческие черепа. Вот где остались воины 2-й ударной, а не во власовской армии!

Вдоль железной дороги Новгород - Чудово в ряде поселков возвышаются обелиски на братских могилах. В этих могилах захоронены останки сотен, а то и тысяч советских солдат и командиров, вынесенные с полей сражений. Вот где герои 2-й ударной, а не во власовских бандах!

Но армия не погибла в заволховских болотах. Сотни и тысячи воинов, вырвавшись из окружения, прорывали блокаду у Шлиссельбурга, били гитлеровцев под Ленинградом, в Эстонии и в Восточной Пруссии.

Возьмем, к примеру, 4-ю гвардейскую дивизию, в составе которой мне посчастливилось воевать. Вырвавшись из окружения, она быстро поправилась, получила пополнение и уже в сентябре 1942 года участвовала в Синявинской операции, а затем была переброшена на юг, участвовала в Сталинградской битве, преодолела десятки водных преград и укрепленных рубежей. Свой боевой путь она закончила в Вене. Ее полный титул стал: 4-я гвардейская Апостоловско-Венская Краснознаменная стрелковая дивизия. Вот куда уходили и где воевали оставшиеся в живых воины 2-й ударной!

Нет, я не стыжусь того, что был солдатом 2-й ударной в самую трудную минуту ее истории. Горжусь этим! И верю: оставшиеся в живых ветераны Любанской операции еще соберутся у обелиска, воздвигнутого на Волхове в честь подвига 2-й ударной.

< Предыдущая страница

Оглавление

Следующая страница >