 |  |
| |||||||||||||||
Город-фронт | |||||||||||||||||
ДЕНЬ ЗА ДНЕМ 
1942 Город-фронт |  Написать письмо |
Из книги: Подвиг Ленинграда. Документально-художественный сборник. М., Военное изд-во МО СССР, 1960
Мария Разина
Крепость на Васильевском острове
17 сентября 1941 года
Сегодня вернулись из села Рыбацкого, с окопов. Работали много, думали, снова пошлют куда-нибудь, но дома меня подкараулила неожиданность. Пришла связная из Свердловского райкома партии: срочно вызывают к заведующему военным отделом. Никак не могла догадаться зачем, надеялась, что направят в партизанский отряд, а когда услышала, даже растерялась.
- Есть мнение, товарищ Разина, утвердить вас политорганизатором, - сказал заведующий военным отделом. - Работа очень ответственная, подбираем на нее крепких коммунистов...
- А что надо делать политорганизатору?
- Будете отвечать за жилой дом со всеми его жильцами. Время сейчас трудное, фашисты рвутся в Ленинград. Все наши дома должны стать крепостями.
Так я стала политорганизатором дома № 44 по 15-й линии Васильевского острова.
22 сентября
До того закрутилась, что некогда присесть.
В райкоме сказали правду - работа сложная. Начала с учета стариков, инвалидов и детей - для эвакуации в первую очередь. Обошла все квартиры и, наверно, долго бы еще ходила, так как дом у нас большой. В райкоме посоветовали прежде всего сколачивать актив.
- Если все будете делать сами, то какой же вы политорганизатор, - сказал секретарь райкома.
Правильно! Без актива я ничего не смогу, а актив тут просто замечательный.
Председатель санитарно-бытовой комиссии - Петр Павлович Якушин. Мне он сперва показался ужасным грубияном, всегда кричит, ругается, но это у него от расшатанных нервов. Петр Павлович - инвалид, на фронт не попал, хотя просился раз сто. А сердце у него золотое, редкой доброты человек. Только с ним надо умеючи, я это уже почувствовала.
Начальником противопожарной группы самозащиты работает Елизавета Павловна Васильева, тоже замечательная женщина. В группе Елизаветы Павловны 28 человек, все расписаны по своим местам, дежурят бдительно. Елизавета Павловна записывает в тетрадочку все "зажигалки", которые они погасили. Вообще она очень аккуратна. Зашла К ней в комнату, а там чистота просто удивительная. "Я, - говорит, - не могу иначе, у меня даже бессонница начнется, если грязно".
24 сентября
Тяжелый день. Добралась к ночи до своей комнаты и наревелась, как девчонка. Так зареванная и уснула...
Сегодня мы понесли потери, как бойцы на передовой. С утра начался артиллерийский обстрел. Почти весь народ был в бомбоубежище, я читала "Ленинградскую правду", там хорошо написано про наших летчиков.
Вдруг видим: стоит в дверях старик. Как он вошел, никто не заметил. Руками держится за живот, а руки красные, в крови. И кишки висят у него, вывалились наружу...
Шли они втроем в бомбоубежище - старик, его жена и внучка, все трое из прикрепленного к нам дома по Донской улице. Разорвался снаряд. Старуху убило наповал, девочку ранило в ножку, а старику осколок попал в живот.
Петр Павлович побледнел как смерть, выругался и побежал на улицу. Схватил девочку на руки и понес в больницу, бегом побежал.
Я организовала отправку старика. Донести мы его донесли, еще живой был, а на операционном столе скончался.
Настроение у всех подавленное. Проснулась среди ночи, сижу на кровати и ругаю себя. Эх, Марья Матвеевна, плохой из тебя политорганизатор! Тебе положено с людьми быть, поддерживать бодрость, а ты даешь волю слезам... Слезами разве чего-нибудь добиваются?
26 сентября
Вчера пришел водопроводчик Смирнов, предложил соорудить для ребят детский уголок в бомбоубежище. Пусть играют, пусть поменьше думают про войну.
Предложение, по-моему, дельное. Сегодня с утра начали сбор игрушек в пустующих квартирах. Принимаем игрушки по акту, а когда вернутся люди из эвакуации - возвратим в целости.
1 октября
Сильные обстрелы. Полюбился фашистам наш Васильевский остров, бьют из дальнобойных орудий по нескольку раз в день.
2 октября
Начали переселение из пострадавших квартир в нижние этажи. Уплотняемся, будем жить тесней, зато все рядом.
4 октября
Измучился наш актив с переноской вещей - не так-то это просто таскать по лестницам тяжелые шкафы. Но оставлять тоже не хочется. Особенно книжки. У профессора Лихарева из десятой квартиры огромная библиотека, сам профессор уехал с семьей еще в августе. Библиотека ценная, научная.
Пошла в райком партии посоветоваться, там сказали, чтобы сохранить книги в целости и сохранности.
То же самое в квартире двадцать девять, где проживает главврач Людмила Ивановна Ларина. Сама она дома не бывает, беспрерывно на службе. Перенесли ее вещи в нижний этаж. Следила, чтобы ничего не пропало.
5 октября
Готовим дом к зиме - это сейчас главная задача.
У фашистов ничего не вышло с штурмом Ленинграда, теперь они хотят задушить нас голодом. Значит, зима будет нелегкая, и надо к ней хорошо подготовиться.
8 октября
Вот несчастье! Мы работаем, из сил выбиваемся, а фашисты немилосердно разрушают. Вчера попал снаряд в квартиру номер девять, все стекла в доме вылетели. Хорошо еще нет жертв.
15 октября
Много работы, актив загружен сверх меры. Заделывали пробоины в крыше. Райисполком помог с фанерой, отпустили нам досок трехдюймовых. Трудимся, а сами все слушаем: не по нашему ли району стреляют?
17 октября
Ну вот, покритиковали тебя, товарищ Разина, и правильно сделали...
В райкоме партии было совещание политорганизаторов. Выступил тов. Евстафьев из военного отдела. "Некоторые политорганизаторы, - сказал он, - увлеклись хозяйственными вопросами и совершенно забыли про политико-массовую работу среди населения". И на меня глядит с усмешкой, правда, фамилии моей не называл.
Но это неважно, что не называл, - критика все равно правильная. Я хотела тоже выступить, потом передумала. Надо прежде исправить недостаток, а говорить пока нечего.
Вернулась из райкома и собрала своих активистов. Решила почаще проводить беседы и читки газет. Будем выпускать стенную газету. Не знаю, кого бы подобрать в редакторы. Человек тут нужен толковый и грамотный и чтоб любил эту работу.
19 октября
Фашисты придумали новую моду - устраивают психические воздушные тревоги. Эта такая тревога - не бомбят и отбоя нет. Где-то за тучами ходят, сменяя друг друга, бомбардировщики, время от времени скидывают куда попало по бомбе, а ленинградцы должны сидеть в подвалах.
Вот, сволочи, до чего додумались! И еще бьют из своих дальнобойных орудий. Васильевскому острову попадает часто, почти каждый день.
20 октября
Сегодня Петр Павлович бегает радостный. Получил письмо от профессора Лихарева. Профессор шлет спасибо за то, что спасли его библиотеку, пишет, что на Урале они работают для фронта, просит передать всем привет от эвакуированных ленинградцев.
У Петра Павловича характер, что порох. Так разошелся, начал говорить про Урал, про заводы, которые там работают для победы. Кричит, волнуется, будто кто-нибудь хочет ему возразить или не верит в силу уральской промышленности. Потом успокоился, стал рассказывать, какой это замечательный специалист - профессор Лихарев и сколько хорошего он сделает для победы.
Замечательный все-таки товарищ наш Петр Павлович! Настоящий патриот и большевик, побольше бы таких.
24 октября
Опять ленинградцам сократили хлебный паек. В райкоме говорят, что положение с продуктами плохое, надо быть готовыми к новому сокращению.
Пришла в дом и сразу собрала актив. Долго обсуждали обстановку и решили пройти по всем пустующим квартирам, собрать в одно место продукты, какие там могут быть случайно забытыми.
Сбор дал немного, но все-таки кое-что дал. Нашли несколько пачек кофе и чая, большую пачку толокна, немного круп. Все забрали в домохозяйство по акту. Елизавета Павловна нашла где-то весы и взвесила все с точностью до грамма.
25 октября
За день было семь артиллерийских обстрелов и большая воздушная тревога. В нашем районе много пострадавших. Бьют по крейсеру "Киров", а попадают в жилые дома.
30 октября
Зима подступает трудная. Опять собрался наш актив (больше двадцати человек), думали, что можем сделать. Решили провести во всех пустующих квартирах сбор дров для топки печей в бомбоубежище.
Петр Павлович настаивал, чтобы принять дрова по акту, но с ним не согласились. Бог с ним, с актом! Неужели вернутся люди из эвакуации и осудят нас за то, что сожгли их дрова? Да и немного набрали, всего десять кубометров.
4 ноября
Вот и праздник приближается. Фашисты будто взбесились, каждую ночь налеты и бомбежки. Сыпят зажигательные бомбы целыми контейнерами, у Елизаветы Павловны и ее бойцов сплошные дежурства. Прошлой ночью они погасили 104 зажигалки. Молодец все-таки Елизавета Павловна! По виду не скажешь, что такая боевая женщина. Тихая, скромная, какая-то очень застенчивая. Мы с ней крепко подружились, стали как родные сестры.
5 ноября
Выпустили праздничный номер стенгазеты. Организовали сбор подарков для бойцов Красной Армии. Есть очень красивые кисеты, особенно постарались женщины из прикрепленного к нам дома по Донской улице. Навязали десять пар шерстяных носков.
Вечером меня вызвали в райком, предлагают выделить делегацию для поездки на фронт. Поедет Петр Павлович, он у нас сам бывший командир, еще в гражданской войне участвовал. Сильно обрадовался, хотя виду старается не показать.
В доме мы проведем торжественное заседание, договорились с тов. Зарубинской из райкома насчет доклада. Хотим, чтобы все было как у добрых людей.
7 ноября
Двадцать четвертая годовщина Октября. На улицах безлюдно, прохожие норовят быстрей проскочить открытые места. Нет у нас демонстрации, нет праздничной иллюминации, только флаги на домах, а все-таки чувствуется, что день особенный, не простой.
Вчера вечером, едва успели начать свое торжественное заседание, налетели фашисты. Бомбежка была сильная, наверно, хотели запугать ленинградцев.
Все, кому полагалось, ушли на дежурство, а мы продолжали заседание. Вдруг вбегает в бомбоубежище маленькая Катя из семнадцатой квартиры. Прислала ее Елизавета Павловна: в соседнем доме возник пожар, нужна помощь. Пришлось прервать доклад.
Очаг пожара мы ликвидировали и заодно увидели замечательную картину, как будто специально для праздника. В луч прожектора попался фашистский самолет. Мы догадались, что это фашист, уж очень он юлил и старался вырваться, но ничего не вышло. Потом к нему подскочил маленький наш истребитель, ударил врага, и тот полетел вниз.
Что тут делалось на крышах! Все кричали "ура", обнимали друг друга, целовались.
Сегодня узнали, что фашист свалился в Таврическом саду. Наш водопроводчик Смирнов сам видел обломки. Говорят, что таранил его наш истребитель, иначе он мог уйти.
Елизавета Павловна, она ведь не очень разговорчивая, послушала Смирнова и сказала: "Таким ребятам надо ставить памятники при жизни". Все мы с ней согласились. Действительно храбрец, если так мог поступить.
8 ноября
Вернулась из райкома партии, где были коротенькие доклады политорганизаторов. Рассказывали мы о политико-моральном состоянии населения, все доклады были бодрые. У нас в доме нет паникеров и нытиков, то же самое и в других местах.
Секретарь райкома просил усилить бдительность. Есть сведения, что враг засылает в город шпионов и диверсантов. Несколько дней назад на Большом проспекте комсомольцы задержали фашистского агента с ракетницей. Ребята потащили его в отделение милиции, но не догадались связать руки. В результате ракетчик сумел удрать.
Но ничего, мы своего, если попадется, не выпустим...
10 ноября
Советовались с активом. Решили, что надо организовать выдачу кофе и кипятка. Кипятильную соорудили в бомбоубежище. Кофе можно получать с семи утра до девяти вечера. Заведывать этим делом взялась Елизавета Павловна.
13 ноября
Плохая новость.
Сегодня с утра узнали, что горторготдел ввел новые нормы выдачи хлеба. Рабочим по 300 граммов, всем остальным по 200 граммов.
Днем вызвали в райком. Положение с продовольствием очень скверное. Принимаются меры для завоза хлеба, но пока надо подтягивать пояса.
Елизавета Павловна, Петр Павлович, я и другие активисты сразу пошли по квартирам. Вопросов задают мало, всем и без разъяснений понятно, что зря такие нормы не введут.
С хлебом бы еще полбеды, но вот морозы крепчают. А когда голод и холод жмут человека, то удержаться совсем трудно.
14 ноября
Мороз - двадцать градусов.
В кипятильне у Елизаветы Павловны полно народу. Пьют кофе, приходя с маленькими кусочками сахара, и с собой забирают кипяток кто во что может.
Несколько дней не было обстрела Васильевского острова, но сегодня опять зарядили на весь день.
Беспокоюсь, многие не хотят спускаться в бомбоубежище. Ругалась, бегала по квартирам, а в душе согласна: нельзя же из-за всякого обстрела сидеть в подвале. Сил у людей становится все меньше, надо их беречь. По себе чувствую, как плохо на 200 граммов, все время хочется кушать.
18 ноября
Нам долго не везло с редактором стенгазеты, и этот участок работы хромал на обе ноги. Зато теперь у нас такой редактор, что душа радуется, - Альфред Карлович Манн.
Когда я его первый раз увидела, то даже рассердилась на Елизавету Павловну: вот чего надумала по доброте душевной! Лежит на кровати худой-прехудой, руки тоненькие, рядом костыли стоят. Какой же, думаю, это редактор?
Альфред Карлович уже десять лет не встает, инвалид первой группы. Жена у него на казарменном положении при заводе, домой прибегает на часик - и опять на завод. Дочка тоже на казарменном. Лежит один в пустой комнате, совсем беспомощный, больной, ни к чему не пригодный.
Но это только так мне казалось, а на самом деле Альфред Карлович, как старый коммунист и общественник, стал для нас находкой. Все мы его очень полюбили. Часто собираемся у его постели и подолгу обсуждаем свои дела.
Заметки мы собираем и приносим к нему на обработку. Альфред Карлович ляжет на полу, иначе ему неудобно, упрется локтями и начинает редактировать. Получается хорошо, стенные газеты нашего дома всегда содержательные.
Кроме стенных газет, выпускаем боевые бюллетени, они выходят через день. Помещаем в них сводки Совинформбюро, а также свои заметки из жизни дома.
Альфред Карлович расспрашивает меня, как относятся люди к стенной газете и помогают ли критические заметки. Расскажешь ему все подробно, а он радуется, точно ребенок.
Один раз даже заплакал. Я думала, что у него приступ, хотела подать лекарство. Он посмотрел на меня и говорит:
- Товарищ Разина, понимаешь ли ты, как тяжело быть в такое время инвалидом? Ведь для меня каждая сводка Совинформбюро все равно, что нож в сердце! Если бы не эти проклятые костыли, разве я бы тут лежал?
Я, конечно, начала его успокаивать, сказала, что в райкоме довольны нашей стенной печатью, а он послушал-послушал и засмеялся:
- Ладно, Мария Матвеевна, я знаю, ты женщина хитрая и умеешь для пользы дела приврать. Хвалят наши стенгазеты в райкоме или вовсе не читают, но мы с тобой обязаны их выпускать. Это наш долг как членов партии...
26 ноября
Почти десять дней не имела возможности взять в руки свою тетрадку. Продолжаются бомбежки и зверские артиллерийские обстрелы. Много жертв в соседних домах.
А главное - голод прижимает народ. Худеют люди прямо на глазах. Особенно жалко детей, сердце разрывается на куски.
Сегодня пришла Елизавета Павловна с отчетом. Говорит, что запас кофе кончается - осталась всего одна пачка и еще полбанки какао. Решили выдавать кофе только детям, а какао приберечь для больных. Всем остальным будем выдавать кипяток в неограниченном количестве.
28 ноября
Ночью была сильная бомбежка. Бомбы рвались совсем близко, дом наш встряхивало. Посоветовались и решили, чтобы все свободные от дежурств спустились в бомбоубежище. Больных пришлось переносить на руках.
Худо вышло с Альфредом Карловичем. Прибежали мы к нему, а он лежит, укрывшись с головой, - трясет его приступ. Все равно стали одевать. И тут, нервы, что ли, не выдержали или по другой причине, но Альфред Карлович, всегда такой выдержанный, заартачился: "Не пойду в подвал - и все!"
Петр Павлович упрашивал его, как маленького, а потом сам взорвался:
- Нет, пойдешь! В порядке партийной дисциплины пойдешь! Сгреб в охапку, ничего что сам инвалид, и потащил по лестнице.
Я шла впереди и светила фонарем. Бомбежка как раз в этот момент стала жуткой, бомбы рвались где-то близко.
В подвале наш редактор пришел в себя, крепко пожал руку Петру Павловичу, как бы извиняясь за свою вспышку, и стал дописывать незаконченный боевой листок.
Петр Павлович тоже притих, сконфузился и все старался помочь редактору.
Я глядела на них обоих, и к горлу подступил комок. Душит, давит, вот-вот разревусь в голос. Чтобы не показать виду, выбежала на улицу.
Сволочи-фашисты, кровавые убийцы, что они с нами делают!
5 декабря
День Конституции. Провели собрание жильцов. Собрание прошло хорошо.
Много истощенных голодовкой, некоторые уже не ходят на работу, лежат с больничными листами.
Два дня подряд выясняли, кому нужна помощь в первую очередь. Завтра иду в районный трест столовых, к товарищу Перинскому. Он меня знает с довоенных времен. Не удастся ли получить хоть несколько талонов на дополнительный суп?
6 декабря
Какой отзывчивый человек товарищ Перинский! Я стала ему рассказывать про бедственное положение наших больных, а он сразу перебил:
- Ты думаешь только у тебя так? Много не смогу, а полсотни талонов выкроим. Выдавайте ослабевшим...
Пришла с талонами, а меня уже ждут у ворот. Сразу начали распределять. В первую очередь дали Осипову из квартиры двадцать, затем семье Кармышева с Донской улицы и другим.
Суп дрожжевой, почти совсем без питательности, но все-таки поддержка. Осипов, Кармышевы и еще три семейства сами не могут ходить в столовую, слишком ослабли.
Доставлять им суп будет Петр Павлович. Сразу взял молочный бидон и отправился. Он у нас такой, не любит ничего откладывать. Проходил часа три, вернулся и пошел по квартирам раздавать суп. Все сомневался, сумеет ли правильно разделить на порции...
11 декабря
Худо живется ленинградцам, хуже не придумаешь! Голодно, холодно, вдобавок еще и темно - со вчерашнего дня отключили весь дом.
Но никто не плачет, никто не жалуется. Гитлеровцы, наверное, думают: вот еще день прошел, еще хуже стало ленинградцам, скоро начнут пощады просить и сами попросят занять город.
Эх, дураки, дураки! Где же им понять, что на самом деле все получается наоборот: чем тяжелее условия - тем крепче наше упорство.
Это я точно говорю, не для хвастовства. Ежедневно вижу людей знаю все их мысли и настроения.
15 декабря
В восьмой квартире живут Римские-Корсаковы: отдельная квартира. Я сперва не знала, какие это Римские-Корсаковы, может просто однофамильцы. Потом мне сказали, что это внуки композитора Римского-Корсакова.
Мы им стараемся помочь, как только можем. Дали дров полкубометра, в первую очередь заделали фанерой окна, несколько раз выделяли талоны на дополнительный суп. Возможности наши небольшие, но что можно, то делаем.
Вчера получилась нехорошая история. Вышла я во двор и сразу услышала, что Петр Павлович с кем-то ругается. Нервы у нашего председателя санитарно-бытовой комиссии плохие, и кричит он чаще, чем нужно.
В последнее время особенно лютует насчет чистоты. Чуть увидит где-нибудь грязь или неряшество, сразу выходит из себя. В этом он конечно, прав: если мы в нашем положении да еще перестанем следить за собой, то нам верная крышка.
А внук Римского-Корсакова действительно подраспустился, упал духом. Вот его Петр Павлович и взял в оборот. Пришлось мне вмешаться. Вместе мы отвели его домой, нагрели воды, помогли умыться а Петр Павлович сходил за своей бритвой и даже одеколон притащил
Оттаял человек и вдруг заплакал, словно ребенок.
- Спасибо вам, добрые вы люди... Еле-еле успокоили.
17 декабря
Сегодня вызвали в райсовет, в топливную комиссию. Великое дело предлагают, но справимся ли с ним - не знаю. Для нас выделен на разбор деревянный дом. Двухэтажный, кубометров пятьсот сухих дров. С кем его разбирать?
18 декабря
Провели собрание жильцов. Решили, что каждый должен заготовить не меньше, чем по три кубометра. Два для себя, а один для тех, кто не в силах выйти на работу.
Были на собрании нездоровые выступления, дескать, мы и так ослабли, не можем за других работать, но активисты дали отпор, и решение принято единогласно. Завтра начинаем разборку.
25 декабря
Ох, и досталось же нам за эту неделю!
Не знаю, как все удалось. Сколько раз темнело в глазах и ноги сами собой подкашивались. Одно только я знала наверняка: если не выдержу, если упаду, то сорвем большое дело, от которого, наверное, зависит жизнь людей.
В общем, дом разобрали, дрова распилили и даже разнесли по квартирам больных. Осипову, Максимовым из квартиры тридцать, Трусовой Александре Васильевне из квартиры пять, Гоголевой и многим другим.
Благодарили со слезами на глазах. И даже Аксинья Ивановна, которая выступала на собрании со зловредной речью, и та сказала:
- Если мы друг дружке перестанем помогать, то как же тогда дальше жить?
Здорово такие дела объединяют людей, добрее люди становятся, лучше.
27 декабря
Бедный Осипов! Не помогли ему дрова и, наверно, ничего не поможет.
Слишком много горя обрушилось на его семейство - надломился человек, не выдержал. Жена умерла с месяц тому назад, болезненная была, слабенькая. Еще до того прибыла похоронная на старшего сына, а дней пять назад, я была в райкоме, заходили к нему товарищи младшего сына. Тоже погиб, был летчиком в истребительной авиации.
После этого Осипова как-то подкосило. Слег и не вставал. Принесут ему хлеб - съест, забудут принести - лежит тихо, ни с кем не разговаривает. Потом у него началось тихое помешательство.
Мы решили положить его в больницу, но это не так просто в ленинградских условиях. Сперва мы с Петром Павловичем повезли его на саночках в больницу на 15-й линии, но там не приняли: во-первых, нет свободных мест, а во-вторых, говорят, надо класть обязательно в психиатрическую.
Мы устали страшно. Петра Павловича шатало от напряжения. И все же, делать нечего, пришлось ехать в психиатрическую.
Не знаю, что бы с нами было, если бы и там отказали, но, на наше счастье, Осипова приняли.
Домой пришли страшно измученные. До сих пор не могу забыть взгляда Осипова. Безразличный, пустой, как будто все это его не касается. Я ему говорю: "До свидания, поправляйтесь скорей", а он молчит, ни слова в ответ.
29 декабря
Домовый актив хлопочет насчет встречи Нового года. Хотим, чтобы все было хорошо. В райкоме одобрили, говорят, что это мероприятие огромной важности - должно подбодрить настроение.
1 января
Вот и Новый год.
Празднование прошло хорошо. Я сделала небольшой доклад, потом пили чай. Для детей устроили елку.
Очень красивая получилась елка, даже свечки зажгли. Дети сели около нее, все худенькие, ручки и ножки тоненькие, глядят на елку и не могут наглядеться.
Наши активисты - Михайлова, Зайцева и Дубницкая - раздобыли немного овсяной крупы. Из нее мы сварили кашу и угостили детей. Кроме того, каждому ребенку выдали по три лепешки.
10 января
Какие есть на свете гады! Я считаю, что такой хуже фашиста, потому что живет рядом с тобой и маскируется под честного человека. Фашист хотя бы не скрывается, на то он и фашист, а этот кусает исподтишка.
Вчера во время обхода мы с Петром Павловичем были в квартире пять, там живут эвакуированные из Московского района. И вот видим жуткую картину: на кровати лежит труп матери, а вокруг нее трое детишек, один другого меньше. Фамилия этой семьи - Тюриновы.
Спрашиваем: а где хлебные карточки? Оказывается, нет карточек: или потеряны, или украдены.
Тут же вертится хозяин квартиры - гражданин Цшох Марк Альфредович, выражает сочувствие и говорит, чтобы поскорей детей забрали в детдом.
Якушин сразу взял его на подозрение и потребовал, чтобы он вернул похищенные карточки.
Тот клянется и божится, что не брал, а глазки вороватые, сразу видно, что украл у детей.
Тогда Петр Павлович схватил его за грудь и закричал не своим голосом:
- Отдай карточки, бандит! Убью на месте!
Цшох перепугался, ушел в свою комнату и вынес три продовольственные карточки (по ним все равно никакой выдачи нет), а хлебные так и пропали.
Якушин ударил его два раза по уху, обозвал фашистом, и мы ушли.
Сразу стали думать: как быть дальше? Надо спасти детей Тюриновых. Написали от имени управхоза, политорганизатора и домового актива письмо в трест столовых с просьбой отпускать до конца месяца трехразовое питание для детей-сирот.
Я тут же пошла с письмом и, на счастье, добилась разрешения. Но это, конечно, не выход. Надо хлопотать об устройстве детей в детский дом.
Петр Павлович грозится, что обязательно прикончит вора. Я не вытерпела и отругала его: лучше бы думал, как помочь несчастным сиротам, чем заниматься самоуправством, подумаешь, какой нашелся трибунал, чтобы расстреливать виноватых.
У Петра Павловича отходчивое сердце. Пошумел еще немного и отправился к детям Тюриновым с охапкой дров: стоплю, говорит, им печку.
Цшох исчез из дома, никто не видел, куда он делся.
12 января
В доме четырнадцать больных. Мы их называем больными, а какие это больные - просто жертвы голода. Если и дальше будем жить на этих нормах - сляжет весь дом.
Страшно подумать, прямо не знаю, что делать. В райкоме говорят, что со дня на день ожидается прибавка хлеба, что на Ладожском озере делаются великие дела. Дай-то бог, а то перемрем, как мухи...
13 января
Мороз - двадцать пять градусов.
И еще вдобавок пронзительный ветер, нечем дышать. Уже два раза, ходила в райсовет насчет сирот Тюриновых и все без толку - нет места в детских домах. Пока что установили в квартире пять дежурство активисток. Спасти надо сироток - это наш долг.
16 января
Мороз - тридцать два градуса. Весь домовый актив мобилизовали на топку времянок в комнатах тяжелобольных. И все равно не хватает рабочих рук.
Спасибо комсомольцам из бытового отряда Свердловского райкома ВЛКСМ. Если бы не они, много бы у нас было мертвецов. На самих страшно взглянуть, худые, истощенные, а работают замечательно.
Молодцы ребята, настоящие комсомольцы!
17 января
Досталось нам сегодня с Елизаветой Павловной. Просто удивительно, как мы сумели дотащиться до дому.
Вчера вечером узнала, что райсовет предоставил места в детском доме для ребят Тюриновых. Но как их туда отвезти? Транспорта нет, а мороз тридцать градусов.
Посоветовались с Елизаветой Павловной и решили везти на саночках. Иначе опасно, могут занять наши места, и тогда придется хлопотать снова.
Утром пораньше встали, напоили ребят чаем, закутали потеплее и тронулись. Ехать далеко, на Университетскую набережную.
Добрались до детдома в три часа. Там еще пришлось ждать заведующую, иначе не принимают детей. Наконец, дождались. Вымыли наших сирот в теплой воде, подстригли, одели в хорошую детдомовскую одежду.
Мы стоим с Елизаветой Павловной, смотрим на них, и у обеих слезы на глазах. Потом распрощались. Поцеловали, велели слушаться старших и пошли обратно.
Елизавета Павловна идет рядом и говорит мне:
- Знаешь, Маша, о чем я мечтаю? Вот кончится война, победим фашистов, и будет опять хорошая жизнь. Встретить бы этих ребятенков еще разок, посмотреть, какие из них люди вырастут... :
Я сказала, что встретим обязательно, а вырастут они прекрасными людьми - иначе зачем же мы мучались.
- Вот ты, Маша, всегда так, - говорит Елизавета Павловна, - веришь во все хорошее. И откуда в тебе эта вера берется?
Я сказала, что без веры жить нельзя, легче живой в могилу ложиться, чем жить без веры.
Шли мы так потихоньку, разговаривали и вдруг увидели лежащего на снегу мужчину. Он лежал лицом вниз, и сперва мы подумали, что это погибший от голодного истощения: шел-шел и упал, такие случаи бывают.
Когда поравнялись с ним, мужчина чуть шевельнулся. Мы начали его поднимать, едва сумели посадить на снегу, но он опять упал.
Совсем еще молодой человек, не больше сорока лет. По всему видно, дошел до крайнего истощения. И, главное, нечем ему помочь, нет у нас даже корочки хлеба.
Не знаю, что с нами было бы, но тут, на счастье, проходили трое моряков. Мы попросили их помочь. Впятером подняли этого мужчину и понесли в общежитие треста столовых, которое находилось тут же рядом, я там работала до войны.
По дороге моряки спросили - кто это, родственник или просто знакомый. Я сказала, что ни то и ни другое, просто человек, и они не стали дальше расспрашивать.
Пришли в общежитие, а там холодина и, конечно, нет ничего съестного. Положили мужчину на пол, Елизавета Павловна осталась с ним, я же отправилась добывать пищу.
Хорошо, что директором столовой на углу была моя знакомая, Аграфена Ивановна Шилова, добрая старушка, я ее давно знаю. Рассказала ей, в чем дело, попросила помощи.
Аграфена Ивановна покачала головой и все-таки налила мне литровую банку супа из дуранды. Потом добавила две лепешки, сказав, чтобы одну я съела сама.
Но я есть не могла, спрятала банку за пазуху и поспешила в общежитие. Там мы начали выливать суп - он еще теплый был - прямо в рот больному. Очень обрадовались, когда больной стал оживать.
Сел на полу, сам стал кушать. Правда, вяло, но все-таки ел. Достал документы, и мы познакомились. Оказывается, он рабочий завода металлоизделий Дмитрий Сергеевич Павлов. Ослаб потому, что весь свой паек отдавал больной жене, но все равно не спас ее - умерла от истощения.
Мы поговорили с ним, велели из общежития до утра не выходить, все-таки там теплее, чем на улице, и отправились с Елизаветой Павловной в обратный путь.
Трудный получился день, еле дошли до дому, И спать легли в моей комнате, обнявшись как сестры.
- Маша, миленькая, - сказала мне Елизавета Павловна,- доживем ли мы с тобой до хорошей жизни?
- Спи, Лиза, обязательно доживем, - ответила я.
Потом я вылезла из-под теплого одеяла, и опять села за свою тетрадку. Если не выдержу, пусть узнают люди, как мы жили в Ленинграде под фашистской блокадой...
21 января
В доме семь мертвых. Сложили пока в подвал, рядом с бомбоубежищем.
22 января
Вызвали в райком. Просят отобрать десять человек самых здоровых и сильных для работ на электростанции, там положение тяжелое, не хватает воды. И еще выяснить, есть ли в доме квалифицированные шоферы для отправки на Ладожское озеро.
Пришла и стала действовать. Почти сразу позвонили из райкома и сказали, что указание насчет электростанции отменяется, обойдутся без нас.
- Ваша главная задача, - сказал секретарь райкома, - самим продержаться без больших потерь.
А как продержаться?
Мороз тридцать градусов, тут и сытому плохо, не то что голодному.
25 января
Сегодня у всех радостное настроение. Опять прибавили хлеба. Кроме того, выдается по 50 граммов масла и по 100 граммов сахара - огромная поддержка. Но у булочных очереди еще длиннее чем были. Перебои с выпечкой хлеба, не хватает в городе электроэнергии.
27 января
Не бомбят нас, не обстреливают: видно, ждут гады, что запросим пощады, дескать всякому терпежу приходит конец... А ленинградцы держатся не хуже бойцов на фронте. Помирают, но сдаваться не хотят.
Все это время как-то старалась не глядеться в зеркало, думаю, зря расстраиваться. Сегодня пошла проведать Петра Павловича, лежит он третий день, захворал.
Подняла глаза на трюмо, а в нем - чужой человек. Неужто это я и есть? Худущая, один скелет, губы синие, нос, как у покойника, - остренький.
Петр Павлович догадался, про что я думаю, погладил тихонько по щеке.
- Ничего, Машенька, были бы кости, а мясо нарастет.
Хороший он, душевный очень. Прямо удивляюсь, как такой мужчина мог одиноким остаться. Сам про себя не рассказывает, а спросить стесняюсь.
Попили мы с ним чаю, поговорили про дела. Уже одиннадцать мертвецов в подвале, а машины все не присылают. Петр Павлович велит идти в райсовет, требовать транспорт.
1 февраля
Была в райкоме на совещании политорганизаторов. Новости неплохие, скоро фашистам крышка.
Больше всего обрадовала нас ледовая трасса. Секретарь райкома ездил на Ладожское озеро с коммунистами-шоферами, отвез туда пятьдесят добровольцев. Рассказывает, что работа там развернулась полным ходом, что колонна идет за колонной и везут ленинградцам много разного продовольствия. Мы ему даже зааплодировали, до того всем понравилось.
Еще просил, чтобы обратили внимание на семьи фронтовиков. Говорят, что Военный совет фронта принял специальное решение по этому вопросу. Все должно быть в первую очередь для семей фронтовиков - чтобы не чувствовали себя заброшенными и позабытыми. Правильно, конечно.
4 февраля
Петр Павлович поправляется. С ним хуже чем с маленьким. Каждый кусочек хлеба надо с обманом всовывать. "А сама ела? Съешь лучше сама, мне не хочется".
5 февраля
Собираем подарки для фронтовиков. Приносят с охотой и все неплохие вещи - варежки шерстяные, носки, теплые портянки, носовые платки.
В годовщину Красной Армии поедет на фронт делегация, и для нашего домохозяйства дадут два места. Хотим еще и к себе позвать выздоравливающих бойцов из госпиталя, устроить встречу с населением.
Альфред Карлович говорит: "Давайте напишем письмо бойцам и соберем все подписи жильцов, даже те, кто лежит, с удовольствием подпишутся". Мне предложение понравилось.
Сидели с Альфредом Карловичем у него в комнате и обдумывали, про что лучше написать. Решили, что придумывать ничего не нужно. Все как есть - так и написать. Как живем в блокаде, как терпим великую нужду, но твердо надеемся на победу.
Альфред Карлович тоже ослаб. Вдобавок жена у него больна и лежит у себя на заводе, а дочка добровольно уехала на Ладожское озеро. Беспокоится за родных, но виду не показывает. И вообще никогда от него не услышишь жалобы, хотя больному человеку в наших условиях вдвойне тяжело. Еще тебе старается помочь, подбодрит, расскажет что-нибудь смешное.
6 февраля
В городе много пожаров. Загорится дом и горит дня два, пока не останется одна коробка. Хорошо, что Петр Павлович снова на ногах. С ним не страшно, за всем старается присмотреть. В семнадцатой квартире увидел чей-то примус без присмотра и раскричался: "Вы что же, дом хотите спалить?"
8 февраля
Город мой родной Ленинград! Люблю тебя, привыкла к тебе, приросла всем сердцем и не могу без душевной боли смотреть на твой угрюмый блокадный вид.
Сугробы, сугробы, везде сугробы. И мертвецы. Старые и молодые, женщины и мужчины, в самодельных гробах из фанерного листа и просто зашитые в простыни. Сколько мертвых! И уже не хватает слез. Одна скорбь в глазах. Одна ненависть. Какой же ценой думает Гитлер рассчитываться за все? А ведь придется отвечать, никуда не денешься от ответственности.
11 февраля
Тяжелые дни. Очень много больных. Спасибо комсомольцам из бытового отряда. Если бы не они, пропали бы мы. Петр Павлович говорит, что после войны в Ленинграде поставят памятник нашим чудесным комсомольцам, которые спасали людей. Такой, говорит, будет памятник, что как подойдет к нему человек, как взглянет, так сразу шапку долой.
И верно, хорошо бы это оставить в памяти. Пусть наши дети и дети наших детей никогда не забывают про ленинградскую блокаду, про то, как мы тут мучились ради победы.
17 февраля
Вот и твоя очередь пришла, Мария Матвеевна. Лежу второй день. Петр Павлович и Лиза дежурят по очереди. Смешные они, думают, что совсем пропадаю, а я встану. Вот полежу еще денек и встану.
Только бы избавиться как-нибудь от этой проклятой слабости. Чуть поднимешь голову, сразу темнеет в глазах. И ноги распухли. Петр Павлович вышел на кухню, я отвернула одеяло, а они все равно, что бревна - неприятно смотреть.
26 февраля
Выкарабкалась, а как - и сама не знаю. Еще кружится голова и ноги подгибаются, будто из ваты. До смерти охота прилечь, но я все хожу, не позволяю себе такой роскоши. Спасибо Петру Павловичу и Лизе, если бы не их забота - лежать бы мне в братской могиле.
Пока я болела, положение в доме стало еще серьезнее. Многие умерли, еще больше истощенных, которые на грани гибели. Худо с нашим редактором, уже две недели лежит Альфред Карлович пластом, не может рукой шевельнуть.
По карточкам выдали сливочное масло и сахарный песок - это огромная поддержка ленинградцам. Съела сегодня граммов двадцать, масла и чувствую, что сил прибавилось.
Поправляйся скорее, товарищ Разина, больно много сейчас работы - нельзя тебе помирать!
2 марта
Понемногу расходилась, чувствую себя крепче. Хлопочем насчет мест в больнице - пока ничего не получается. Все кругом переполнено.
3 марта
Отнесли в больницу Александру Васильевну Трусову. Нести пришлось на носилках, очень мы с Лизой устали. И главное, не было у нас путевки, но иначе поступить не могли - умирает женщина.
В больнице отказались принимать. "Что же, - говорят, - вы принесли к нам покойника?" Главврача на месте не было. Мы долго спорили, а потом решили действовать на свой риск и страх, партизанским методом.
Понесли Александру Васильевну в душ, потребовали чистое белье, раздели больную и сами разделись - иначе не вымоешь. Я посадила Александру Васильевну на табуретку, навалила на себя, чтобы она не упала, и стала мыть. От теплой воды больная потеряла сознание, а мы продолжали свое дело.
Вымыли, одели в чистое белье и понесли на носилках на третий этаж. Дежурная сестра идет следом и говорит: "Вы ответите за самоуправство, это безобразие", а мы с Лизой молчим. Сами понимаем, что безобразие, но что же делать, если человек умирает.
На третьем этаже нашли свободную койку, и тут началась целая история. Наша больная пришла в себя, заплакала и стала целовать мне руки. Мы тоже заплакали, а дежурная сестра махнула рукой и ушла.
Трусова сквозь слезы говорит:
- Спасибо вам, миленькие, но не забудьте про сына. Как он там будет без меня?
Мы пообещали позаботиться о сыне Александры Васильевны и попрощались.
В это время пришел главврач больницы Николай Павлович Беляев. Замечательный он человек, настоящий коммунист. Дежурную сестру поругал за формальное отношение, а нас с Лизой похвалил.
После этого мы отправились домой. Попали домой не сразу - начался артиллерийский обстрел. Пришлось долго ждать, били по нашему району.
5 марта
Сын Трусовой сильно ослабел, у него отнялись ноги. Вчера сходила на 14-ю линию в больницу имени Крупской. Просила главврача Николая Евгеньевича Яковлева, он наш депутат райсовета. Николай Евгеньевич согласился, уважил нашу просьбу, хотя обстановка у него трудная и мест совсем нет.
В тот же день мы отвезли сына Трусовой. После этого я пошла к Александре Васильевне и сказала, что она может не беспокоиться, с сыном в порядке.
Александра Васильевна очень обрадовалась. Ей немного лучше. "Теперь я поправлюсь", - сказала она на прощание. Я пообещала сообщать ей о сыне.
Но все это капли в море. Пока за одного хлопочешь, стараешься вырвать из объятий смерти, трое или четверо умирают. В подвале снова покойники.
9 марта
Вчера мы с Лизой получили пригласительные билеты от товарища Зарубинской, инструктора райкома партии, - позвали нас на вечер ленинградских женщин в Доме партактива. Вечер устраивался по случаю 8 марта - международного женского дня.
Зарубинская, передав билеты, сказала, чтобы я на всякий случай подготовилась к выступлению, возможно, придется рассказать о нашем домохозяйстве.
Вскипятили мы с Лизой воды, вымылись, приоделись по-праздничному и пошли на Мойку. Идти очень далеко, даже если напрямик через Неву по пешеходной тропинке.
Устали, конечно, до невозможности, несколько раз садились отдыхать. На 8-й линии попали под обстрел, переждали в подворотне. Какой-то мужчина спрашивает Лизу: "И с чего это вы, бабочки, такие нарядные?", а она улыбнулась, подмигнула ему с озорством: "Забыл, какой сегодня день!"
Тут все заохали, начали вспоминать, как отмечали праздник женский в довоенное время. Переждав обстрел, мы двинулись дальше и в конце концов дотащились благополучно.
В помещении Дома партактива было очень холодно. Никто не раздевался, так и сидели в пальто и платках. Сперва состоялась небольшая торжественная часть: доклад и выступления с мест, а затем объявили, что будет концерт.
Этот концерт никого не интересовал. Мы видели, что в одной из комнат накрыт стол, и все время думали, чем нас будут угощать.
Все же после звонка пошли в холодный зал. Начался концерт. Больше всего нам с Лизой запомнилась одна певица. Высокая, очень худая, в длинном черном платье, какие надевали артисты до войны. Несмотря на страшный холод, она решилась выйти на сцену в одном платье. Нам всем было так ее жалко, что многие не выдержали и заплакали. Пела она "Соловья" Алябьева и еще что-то, улыбалась, раскланивалась, пока из публики не закричали:
- Хватит! Одевайся!
После концерта нас посадили за стол. Перед каждой женщиной стояла тарелка, .а в ней кусочек черного хлеба, граммов пятьдесят - не больше, граммов десять копченой колбасы, белая булочка и два яблока.
Все очень вкусное, и съели мы моментально. Когда подали сладкий чай, у всех были пустые тарелки.
Домой вернулись поздно ночью. Шли через Неву и как обычно разговаривали про будущую хорошую жизнь.
На Неве, около берега, такие страшные горы снега, что трудно выбраться. Вообще мы заросли грязью по уши. Скоро весна, надо думать об очистке города.
17 марта
Начинаем подготовку домохозяйства к весне. Всех политорганизаторов вызвали в райком партии. Установка дана простая: уборка грязи, снега и льда является главной задачей. Если не справимся с ней, то неизбежны массовые болезни и даже эпидемии. А у меня людей, способных работать, не больше десяти...
19 марта
Провела совещание актива. Наметили мероприятия: что делать сразу, что во вторую очередь. Собираем необходимый инвентарь - лопаты, ломы, кирки, детские саночки, листы фанеры для вывозки снега. Общее руководство возложили на Петра Павловича.
1 апреля
Оказывается, мы правильно сделали, что заранее подумали насчет очистки своего домохозяйства. 25 марта Ленсовет вынес постановление о мобилизации ленинградского населения в порядке трудовой повинности. Мобилизуются все граждане в возрасте от 15 до 60 лет. Объявлена ударная десятидневка - с 27 марта по 8 апреля.
3 апреля
Что сейчас делается в Ленинграде! Это, я считаю, такое геройство, какого и на фронте не найдешь. Голодные и обессилевшие люди, многие едва на ногах стоят, работают с утра до ночи. Для вывозки снега у нас не хватило саночек. Тогда мы использовали детские корыта и ванночки. Привязали к ним веревки и волочим на пустырь. Со стороны посмотреть, наверное, смешно: в ванночку запрягаются по трое - по четверо. Но иначе нельзя, нет у людей сил.
5 апреля
Напоминать не приходится: в девять часов утра все на своих местах. Но есть, к сожалению, и "типы", с которыми много нервов испортишь. Ох, уж эти "типы", и откуда только они берутся!
Вот Нина Исакова, "чертова кукла", как называет ее Петр Павлович. Раза три приглашали ее, вручали официальную повестку - захочет выйдет на работу, а захочет не выйдет. Мало того, еще и гадит, не уважает чужой труд. Вчера произошел такой случай. Мы только закончили уборку двора, вырыли новую яму для помоев, посыпали все песком. Вдруг выходит на двор Исакова с ведром и выливает помои прямо на песок. Мы, конечно, возмутились, начали ее стыдить. А она а ответ целую кучу оскорблений и нецензурной брани. Кричит так, будто ее зарезали...
Как на грех, подвернулся Петр Павлович. Узнал, в чем дело, побледнел как смерть и к Исаковой с кулаками. Наверное, ударил бы, но все мы накинулись на него, схватили за руки. Исакова воспользовалась случаем и убежала.
Что делать с такой? Была в райкоме, стала рассказывать и не сумела удержаться, расплакалась. Посоветовали передать дело в товарищеский суд.
6 апреля
Уборку домохозяйства закончили на два дня досрочно. Думаю, что сделали на совесть, - придет комиссия из райсовета и проверит.
В красном уголке судили Исакову. Она сперва храбрилась, пробовала дерзить и ругаться, но потом увидела, что никто ее не поддерживает. Сразу поджала хвост, начала жаловаться на расшатанную нервную систему. Я в состав товарищеского суда не вошла, пусть разбирают ее сами женщины.
Решение суда всем понравилось. Исаковой объявлено общественное порицание, и, кроме того, на нее наложили денежный штраф.
17 апреля
Почти весь актив домохозяйства награжден грамотами Ленсовета за образцовое выполнение работы по уборке грязи.
Грамоты вручали сегодня в актовом зале райсовета. Председатель Ленсовета тов. Попков поблагодарил нас и сказал, что нужно поддерживать в городе чистоту. Выступил Петр Павлович. Вернее, хотел выступить. Страшно разволновался, долго молчал, стоя на трибуне, а потом махнул рукой и спустился в зал. Все равно ему аплодировали.
25 апреля
Сделали такое великое дело, ходили и радовались, глядя на свои труды, и вот - все пошло насмарку... И опять улица в обломках кирпича, в битом стекле, кусках кровельного железа. Опять убитые и раненые... Вчера фашисты ударили по Васильевскому острову из дальнобойных орудий. Обстрел был сильный, как в осенние месяцы. Снаряды рвались беспрерывно. Многие даже не успели укрыться от опасности. Серьезные повреждения в нашем доме... Мобилизуем народ на очистку завалов.
10 мая
Ленинградцы радуются весне как дети. Солнышко припекает совсем по-летнему. Появилась зеленая травка. Люди собирают ее, готовят кисели и едят. Лиза надоумила меня сходить в райздрав. Сходила и не жалею: нам пришлют лектора, который разъяснит, какие травы являются съедобными, а каких нужно опасаться.
11 мая
Это случилось 9 мая 1942 года, в полдень. Я шла в райздрав, видела, как разорвался снаряд на углу Среднего проспекта, но не знала всех ужасных последствий обстрела.
У дома № 55 на солнышке грелись маленькие ребятишки из детского сада фабрики имени Урицкого. Вдруг в самую гущу ударил снаряд. Погибли двенадцать человек: Безин Олег - 4 года, Буров Владимир - 5 лет, Васильев Владимир - 4 года, Базиков Савелий - 5 лет, Громова Лида - 5 лет, Земскова Лида - 6 лет, Кольцов Владимир - 4 года, Перфильев Олег - 4 года, Румянцев Шурик - 4 года, Шошанова Ира - 4 года, Сик Юра - 4 года и Карецова Мая - 4 года.
Сегодня были похороны.
Много преступлений совершили гитлеровские варвары, много крови пролили.
Пусть эту невинную кровь малюток не забудут добрые люди, пока жив род человеческий, пока существует опасность войны...
| < Предыдущая страница | Оглавление | Следующая страница > |
